В ДЕНЬ ПАМЯТИ И СКОРБИ

И тут, откуда-то, с чёрных небес, высвеченных застывшим молниевым светом, ухнулись оземь две самых простых, но огромных размеров штампованного литья – мясорубки. Они ухнулись, и стали в свою рабочую стойку, перед котами – ручками-вертушками к ним, а зевами своими – к мышам.
Тогда, мыши, что стояли напротив правого кота, заорали по-немецки: «Хайль Гитлер!». А те, что стояли напротив левого кота, кричали: «Да здравствует товарищ Сталин! Ура!». И туда, где у мясорубок должны были быть головы, но были дыры с винтом, туда
устремились мыши, как заворожённые, подставляя друг другу плечи, чтобы подняться до этих дыр, и нырнуть туда, с головою. Коты же, в свою очередь, рьяно взялись за ручки, и закрутили свои смертоносные шарманки. При этом, правый кот, округлив свои глаза,
выкрикивал: «Зик!», и его толпа отвечала ему: «Хайль!». А левый кот, молча щурил свои кошачьи глазки, и лишь изредка, и молча помахивал лапой, приветствуя свою толпу.
Теперь, из мясорубок донёсся хруст перемалываемых мышиных косточек, жил и самого мяса, и из решетчатого зева, где сверкали своим отточенным остриём лезвия ножей, поползли нескончаемые нити разноцветного мясного фарша. Фарш этот, кольцами ложился на землю; потом, на головы и под ноги, стоявших в очереди мышей. Потом, его скопилось столько, что он покрывал всю огромную бескрайнюю мышиную толпу, но благодаря наклону высокого кургана, вся эта курчавая мясная масса, налезая друг на друга, медленно-тягучей лавой скатывалась в низ горы - в сторону Волги.
Но ждавшие своей очереди мыши, словно и не замечали, ползшего под их ногами и по головам их, этого зловонного фарша. Они всё так же, заворожено, заглядывали в глаза отцам-котам, и истошно выкрикивали им свои приветствия, сопровождая их горючими слезами благодарности, катившимся по их сереньким впалым мышиным щекам.
И уже стали угадываться кое-какие детали, идущих в очередь мышей: выжженные солнцепёком и огнём – гимнастёрки, простые солдатские и с ромбиками на воротничках.
Были тут и лейтенанты, и генералы, и даже – маршалы. Были лётчики и танкисты, в своих шлемах. Были женщины в платьях шитых по фасону далёкой моды, и женщины в грубых
телогрейках. А то и вовсе – в полосатых одеждах концлагерей, которые особенно жутко смотрелись при этом цвете – электрик. Были дети, везущие за собой сани с бидонами и вёдрами, а то, и с мертвецами, закоченевшими от холода и голода.
А там, в той очереди – тоже были солдаты, но в новенькой немецкой форме, с так узнаваемыми касками на их головах. И тоже были женщины в шикарных платьях и грациозно-милых причёсках на головах. Но были и в такой же полосатой униформе. Были старики и дети, которые всё ещё выкрикивали по инерции своё: «Хайль».
И даже обезумившие от этой жуткой картины, туристы, казалось, готовы были поддержать патриотическое рвение мышей, и уже открыли рты, чтобы выкрикнуть слова своего приветствия, как вдруг, молния над их головами ожила, и ударила в правого кота и в его мясорубку, и тот исчез, вместе со своей мясорубкой. Ударил гром. Задрожала земля.
Но левый котяра, всё продолжал крутить по инерции свою мясорубку. Но вот, сверкнула другая молния - не стало и этого кота, с его мясорубкой. Снова загремел гром, задрожала земля, и стряхнула с себя толпу, выстроившихся в очередь, мышей.
Музыка великого композитора, в этой части симфонии, приблизилась к своей кульминации, достигнув такой высоты своего развития, что казалось, она выросла, в какое-то мгновение, выше себя самой. А лицо композитора, от страшных ударов грозы,
раскроилось на куски, покрывшись нервными зигзагами трещин, словно сама Земля раскололась на части./роман «ВОЗВРАЩЕНИЕ МЕССИРА» на авторском сайте: www.on.aaanet.ru