Возвращение в порт

Алекс Линкевич

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ПОРТ
(рассказ с элементами фантастики)

Конус теплого, солнечной чистоты, света от настольной лампы падает на матовую поверхность прикроватной тумбочки. На ней одна только тонкая книжечка в серо-коричневой светлой обложке и больше ничего лишнего или ненужного, как и положено на флоте – чистота и порядок, понятия, ставшие нарицательными.
Какая книжечка? Забавная и необычная книжечка под названием «Программа и Устав ВКП(б)» а ниже - Партийное издательство, Москва 1933 год. И в лучшие, советско-партийные времена я не стал бы ее читать, что она делает в моей каюте сейчас?
Очередной океан баюкает на волнах мой пароход, ветер тонко посвистывает в снастях, время от времени звонко щелкают грелки парового отопления, в полутемных углах кривляются светлые лики, ожидающие, когда я выключу свет. Они мягко навалятся на меня, лежащего с натянутым до самого подбородка одеялом, и мы будем, оставшееся до вахты время, вспоминать дом, окруженный хвойной глухоманью, и гостеприимных сестер – Хранительниц Времени, подаривших мне на память тонкую книжку в светлой обложке, и еще, а еще…

Часть первая

1.

«Гудком зовет Одесский порт…» - слышали эту песню? Нет? Завидую.
Я ее слышу все последнее время…
Что такое Порт?
Думаете, Порт – это просто десятки длинношеих кранов, типа «Лейбхерт», или «Ганс», клюющих из глубоких трюмов грузовых теплоходов свое угощение. Днем в шуме, ночью – в слепящем свете прожекторов.
Нет, настоящий Порт – это обжигающая горечь вискаря в горле и сладость поцелуя на губах, подаренного случайной подружкой. Это мелькающие в полумраке цветные фонарики, сопровождающие лихую музыку и стройные ножки в колготках сеточкой, отплясывающие под эту музыку канкан. Это – ароматы, доносящиеся с кухни и ароматы, уносящие вас в страну грез, ароматы проходящих мимо женщин, пока еще чужих, кажущихся недоступными и, потому, становящимися еще более желанными.
Настоящий Порт, со всеми его рейдами, пирсами и молами, причальными стенками и подъездными путями, с таможней и пограничниками странной прихотью четвертого измерения сжимается до размеров однокомнатной квартиры, снятой по случаю, на три часа. Какое чудное действо в ней происходит за это время, может понять только тот, кто полгода женщин видел только на обложках глянцевых журналов.
Настоящий Порт, это, прежде всего – женщина!
Вы, уважаемый Читатель, представляете – что значит, или означает это слово для молодого мужчины, конечно, здорового абсолютно, и это состояние души и тела подтверждается соответствующим штампом ежегодной медицинской комиссии.
Именно таким я и был, к концу шестимесячного Антарктического плавания – физически здоровым и со звенящими от напряжения…, ну, теми самыми штуками, что обычно мешают незадачливым танцорам.
К этому времени Порт, уже любой, представлялся тем местом, в котором душа морская вкушает сладости самого Рая.

2.

Через некоторое время после прибытия в этот Порт, я был, в некотором смысле, вынужден, в него и возвращаться. Возвращаться опустошенным совершенно и абсолютно. И физически, и в смысле моральном, и уж точно – в смысле материальном.
Шел я медленно, стараясь не трясти головой, чтобы не растрясти ощущения, пережитые и испытанные в Городе. Запомнить все, чтобы это – Все согревало потом, все долгое, грядущее плавание.
Во время очередной вахты, в штормовом океане, находясь во взвешенном состоянии, между небом и водой, между жизнью и смертью, я вычленю из воспоминаний маленький кусочек, и буду его лелеять и обсасывать, буду смаковать фрагменты. Если что-то и не будет хватать – придумаю, вернее, додумаю. Буду рассказывать, привирая безбожно, но с большим искусством. Буду при этом настолько убедительным в своих фантазиях, что сам начну верить и переживать заново не пережитое в действительности.
Короче - я шел в сторону этого, не то, чтобы ожидаемого, скорее желанного порта, по, так называемым, подъездным железнодорожным путям. Практически – по шпалам. Песня – да и только!
Ну, представляете, как это бывает - рельсы блестящие, чугунными колесами грузовых вагонов накатанные. А между ними, рельсами - поперечины деревянные, такие, знаете, вонючие бревна, креозотом пропитанные, будто ступени загадочной лестницы, ведущей черт ее знает куда!
Вот они, рельсы, как две направляющие подсказывают мне сейчас путь и направление. Почему, спросите, по шпалам? Потому, что был в этом порту впервые, представляете – после полугодового плавания выбрался моряк в город, чтобы, так сказать, и в некотором роде…
Ну, и, заодно, поддержать коммерцию местных кабачков. До и после, но уж никак не - вместо! Нет, нет и еще раз – нет!

3.

Помню, выбирался я из Порта в покрытый еще утренним туманом город на грузовике. На том старом КАМАЗе, с оранжевой кабиной и черноглазым водителем, что привез сюда, в этот порт, ящики с тушёнкой, сгущенкой и прочими продовольственными наборами повышенного матросского спроса.
И водитель, смешливый мужичок с бровями черными, густыми, предупредил тогда еще, честно, что автобусов, или какого другого общественного транспорта «вовек здесь не дождешься», а денег вернуться обратно на местном такси, у меня уже не оставалось.
Хотя, такое состояние человеческого организма (или его остатков) требует, как никогда, нехитрой услуги бомбилы, частного извозчика. Понятливый, много видавший таксист позволит даже взять с собой, в машину чуть запотевшую баночку пива, чтобы скрасить дорогу. И ты рассказываешь седоголовому водителю морские были и небылицы, глотая ледяное пиво, хотя оно уже и не находит для себя места в переполненном земными ощущениями организме.
Но нет сейчас в моей руке запотевшей баночки, нет и внимательного таксиста, как нет и самого такси. И это все «нет» просто потому, что нет денег.

4.

«Пусть первым бросит в меня камень… », и так далее. Что еще сказать я хочу в свое оправдание? Да ничего!
И, не потому, что слов в свое оправдание или, допустим, для раскаяния не нахожу! Просто – не хочу!
Не мотовство, нет, стало причиной моего безденежья. Полгода в плавании, без берега, что-то копилось, в том числе и в душе и требовало выхода. Эмоциональное состояние – ниже ватерлинии.
И дело не только в физиологии, нет. Именно душе требовалось отдохнуть и погулять. Не подышать свежим воздухом – уж его-то мне всегда хватало, даже с избытком! А, вот – так, чтобы восхищенные и благодарные взгляды окружающих, женщин, конечно.
Цветы, «Шампанское», милые намеки на продолжение нечаянного знакомства, щедрые комплименты для одноразовой подруги и безумные подарки…

5.

Вы представляете, что такое сырой вечер второй половины июля. Когда не видишь, привычного для этого времени суток, Солнышка! Между припадками жуткого дождя над тобой лишь серая пелена низкого неба.
Или небо по-прежнему высоко, а лужи близко? Отражение? И почему так качает? Ничего не понимаю! Ощущения – чудовищные! Точно! Никогда и ничего подобного я не испытывал. Хотя, и были основания. Ром, самбука-бамбука, виски, «Белый медведь» - шампанское с водкой пополам!
А, говорят, что нет жидких взрывчатых веществ! Три раза ха-ха-ха! Хочется даже плюнуть на тех, кто в ресторане пользуется услугами дорогого самелье. Только слюны нет. Высохло все во рту. Язык, с трудом поворачиваясь, шуршит, скребет, царапает щеки изнутри, даже ругательство не получается, а так хочется, от души…
Вдруг подошвы надетых в первый раз, по случаю увольнительной, лакированных туфель скользят по покрытой зеленой слизью шпале.
Ба-бах! Падаю. Теряю сознание. Вот и хорошо! Хорошо, что теряю сознание.
В него же, через мгновение и возвращаюсь. Жаль! А, впрочем, посмотрю, чем это кончится.
Пока же смотрю в серое небо, лежа между рельсами. По ухмыляющемуся пьяному лицу сечет мелкий холодный дождик. Освежает.
Один мой товарищ вот так же внезапно упал в канаву. Да, сказал жене, что едет в командировку, а сам прихватил какую-то подружку и повез ее за город, в сад – огород, порезвиться на природе, на свежем воздухе.
Случился казус, кооператив садовый расстарался, новую трубу начали прокладывать, для полива. И канавку соответствующую для нее приготовили – выкопали.
Товарищ засмотрелся на подружку, профиль юный подстегивал грешные мысли и намерения, и в эту канавку ба-бах!
Руку сломал, на крики соседи сбежались, вызвали скорую, понятно, жене донесли. Последующее общение с ней надежно заглушало товарищу боль физическую. Уже кости срослись, а жена все кричала – наказанье, мол, Божье!
За что его Он наказал, понятно, а меня? Затылок, он, ведь не чугунный, в отличии от рельса а я, вообще-то человек холостой, мужчина в самом расцвете сил, как любил говорить один сказочный герой.
Может, авансом выдал?

6.

Ну, ладно, я почесал ушибленные места и снова побрел в порт, или в его сторону, мечтая о прохладной постели в теплой каюте. Это настоящее счастье, ребята! Промокшему и замершему зайти в теплый, приветливо пахнущий масляной краской, коридор надстройки, вдохнуть неповторимый аромат корабельной атмосферы, насыщенный запахами горячего масла, соляра – это из машинного отделения, или аппетитным духом, поднявшимся из камбуза.
Камбуз, если кто не знает – это корабельная кухня.
Потом открою на пол-оборота перевязанный шкимкой вентиль батареи, задерну плотные шторы на иллюминаторах и, натянув колючее одеяло до самого носа, буду слушать потрескивание и пощелкивание пара в грелках отопления. А, согревшись, усну сном ребенка малого, беспечного. Даже не выключив свет, и плафон на подволоке будет освещать теплым золотистым светом мой путь в стране грез.
Но до своего плавучего дома – парохода еще надо дойти! А вокруг что-то стало происходить…
Ощущения в высшей мере странные, кажется, изменилось само бытие. Легкое колебание окружающего мира, так бывает в раскаленных песках. Воздух становится похож на жидкость, колышется и волнуется, точно волна морская.
И в ушах зазвенело. Что звенит-то? Давление? Где или в чем? После похода в город, по магазинам и кабакам. Нет, тот звон мне был знаком. Не часто, но позванивало в голове.
Оба-на! Начали уже раздваиваться и множится железнодорожные пути. А, ведь точно помню, когда шел по ним в город – было две колеи, а сейчас, кажется, приближаешься к крупной железнодорожной станции. Чудеса, да и только!
Может, не туда иду? А, тогда – куда? Спросить не у кого, потому и продолжаю путь, ибо главная заповедь морская – доводи до конца свой маневр. Земля – она не море, на ней всегда куда-нибудь придешь, во что-нибудь, да упрешься.

7.

Иду и иду, по наугад выбранной колее, а что еще остается!
Уже не обращаю внимания на то, что мои корочки, в Неаполе, кстати, купленные, покрылись грязью. Буро-коричневой.
Тороплюсь, ибо начинает темнеть. Нет, не темнеть, а, как-то странно смеркаться, или опять - что?
Не видно и не слышно порта. Представляете, не слышно порта! С теплоходными гудками и постоянно орущими громкоговорителями, развешанными на всех столбах.

8.

Хотя, не слышно и шума станционного. Тех же громкоговорителей и глухого рокота тепловозных дизелей. Но, ведь, станция вокруг меня. Со стоящими на путях паровозами и вагонами. Именно – паровозами!
Среди них и прохожу. Красота! Люблю эту технику! Серьезные конструкции. Высотой – с двухэтажный дом. Пахнут до сих пор вот той самой мощью и надеждой.
В свое время я был поражен, но не совсем представлял себе, что вот эти самые паровозы, в Сорок Первом тащили и тащили за собой нескончаемые эшелоны с танками и солдатами в одну сторону, со станками и перевязанными наспех солдатиками – в другую.
Вот они сейчас передо мной. Как в кино. По виду годов тридцатых-сороковых. Стоят давно. Заржавело все, что только может заржаветь.
Вагоны! Ах, этот кубинский ром! Или, всё-таки вагоны из прошлого, многие на двух осях! Никогда такого раньше не видел, если только в кино. Может, тут кино и снимают? Разберемся…
В конце колеи – аварийный тупик. Отсыпка щебня и гравия, потускневшие полосы, напоминающие тельняшку, пара швеллеров.
Щебень и гравий подернуты легким зеленоватым налетом. Причиной этому могли быть сырость и… время!
Справа от тупика – высокий крутой откос, даже, скорее, обрыв. Сверху послышался ритмичный перестук вагонных колес. И звук был такой, знаете, будто из горной долины доносился он, чуть приглушенный перевалом. Слева, в той стороне, где должен быть порт, стоял сине-зеленый лес. Причем, не пойменный лес, а матерый бор, наподобие тех, что окружают Москву.
Но не было здесь утром, ни гор, ни, понятно, перевала. Про сосновый бор и говорить нечего! Понимаю, что заблудился. В километре от порта!